В прошедшее воскресенье в актовом зале домового храма мученицы Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова совместно с факультетами психологии МГУ и РПУ состоялась лекция «Психология в жизни христианина». Лекцию провели Братусь Борис Сергеевич, доктор психологических наук, профессор, заведующий кафедрой общей психологии психологического факультета МГУ, научный руководитель факультета психологии РПУ и Инина Наталья Владимировна, сотрудник психологического факультета МГУ, преподаватель психологического факультета РПУ, практикующий психотерапевт.

Актовый зал и домовый храм мученицы Татианы – место особенное, исторически значимое, именно с констатации этого факта лекцию открыл Борис Братусь. Он рассказал собравшимся в зале о своих студенческих годах, времени, когда вместо храма был дом культуры МГУ. Он также поделился своей радостью, что произошло возрождение храма, что сегодня мы можем находиться в доме Московского университета с домовым храмом. Вступительное слово настроило собравшихся на действительно лекционный лад, на готовность учиться, и лекция началась.

Психология вокруг нас: давнее прошлое, но короткая история

Борис Братусь: Отношение к психологии и психологу в православном мире, как правило, двойственное и настороженное. В одном из храмов было такое объявление: «Экстрасенсам, колдунам и психотерапевтам свечи не продавать» – очень настороженное отношение, психология – это что-то это такое нехорошее, не совсем верное и правильное.

И действительно, если вы зайдете в любой книжный магазин, например, «Москва», и подойдете к полкам, где написано «Психология» – это несколько шкафов, – то эти шкафы будут набиты литературой о том, как понравиться кому-то, как выйти замуж, как наоборот уйти от замужества, и всё это называется психологией.

Естественно верующий, ревностный человек перекрестится и уйдет, не дойдя до последнего шкафа. А в этом шкафу скромно лежат книги по психологии внимания, памяти, мышления, общая психология и так далее. Но создают общее впечатление о психологии именно эти полки, с такого рода названиями.

Надо сказать, что такое отношение к психологии – это одно из последствий той катастрофы, которая произошла в 1917 году и длилась три четверти века. Психология всегда была в духовных учреждениях в качестве учебного предмета, начиная с Киевской духовной академии. Первый учебник по психологии в России написал дьякон Кандорский. Психология была частью образования, в том числе духовного.

Другое дело, что эта психология была не о том, как заработать миллионы, она опиралась на учение Церкви, на её догматы и так далее. Чтобы разобраться с психологией, надо процитировать одного немецкого психолога начала века, который сказал: «У психологии давнее прошлое, и короткая история». Что это значит?

Психология действительно была всегда, потому что всегда люди интересовались другими людьми, всегда им было интересно почему один вспыльчивый, другой наоборот, до него не достучишься. Почему с людьми что-то происходит, как люди видят, как они измеряют расстояния и так далее. Всюду есть эта психология.

Например, в Евангелие написано: «Сам отошел от них на вержение камня», это сколько? Вы задумались, потому что сейчас нет такой единицы. Это расстояние до камня, который мы кинем, – была такая единица измерения. Сейчас скажут: «Он стоял на расстоянии 10 метров» и так далее. Меняются представления о времени, меняются представления о восприятии, и это все психология, психология вокруг нас.

Мы с вами находимся в этом замечательном архитектурном комплексе, который сначала был построен архитектором Казаковым, потом в войну 1812 года здание сгорело. Казаков так переживал, что умер. Потом пришел Жилярди и стал здание восстанавливать, но когда восстанавливали наш забор, решетку, она оказалась поставлена неправильно. Изначально решетка была ниже, и тем самым здание, которое было сзади, казалось большим. А сейчас нарушили не только архитектурную пропорцию, но и психологическую, потому что если вы хотите, чтобы здание было высоким, значит надо снизить ограду. Эти многочисленные тонкости относятся к тому аппарату, который называется психика.

И еще один убойный аргумент против того, что не надо изучать психологию. Кем дана нам психика? Она дана нам самим Богом как уникальный аппарат, который ничем нельзя заменить, который позволяет нам делать чудеса. Вот если человек встанет в конце комнаты, то по идее, с точки зрения физиологии, в моем мозгу он должен отражаться как маленький, а тот человек, который стоит передо мной, должен отражаться, как большой. Тем не менее, если там встанет высокий человек, я сразу увижу, что он высокий, а если здесь будет маленький, я сразу увижу, что он маленький.

Для того чтобы это маленькое чудо совершить, чтобы была константность восприятия, обеспечение нашей константности, нужно столько механизмов вам рассказать – физиологических, психологических и так далее, вот такую книжку вам надо дать, чтобы объяснить этот один феномен.

Мы обладатели богатого психического аппарата, который позволяет нам запоминать, видеть, слышать. Причем видеть и слышать то, что надо видеть и слышать. Весь мир построен под человека, потому что то, что мы видим, – это только часть спектра, который существует. Например, то, что мы слышим это часть того, что происходит, потому что есть ультразвуки, инфразвуки и так далее. Весь наш аппарат заточен под этот мир.

Борис Братусь. Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

Наука и религия – сестры 

Мы находимся в этом здании, которое не является храмом, а является домовой церковью, это дом Московского университета. Поэтому здесь отношения с наукой должны быть совершенно особые. После нашей лекции можно написать целый цикл лекций: нужна ли христианину физика, что вообще такое физика в плане мироздания, или, что такое химия в плане мироздания.

Потому что М.В. Ломоносов заповедовал нам очень правильные отношения между наукой и религией, его мировоззрение в этом плане эталонное. В чем оно состояло? Он говорил, что человеку даны две книги, одна – это Божий мир, это физическая природа, все, что мы видим: «раскрылась бездна звезд полна». Этот мир открыт нам всем Творцом. А вторая книга – это богодухновенное Писание.

И дальше он говорит очень важную вещь – кто толкователи первой книги? Ученые, они смотрят на этот мир, понимают, как движутся планеты и так далее – это область ученого. А священники и богословы толкую вторую книгу. Между ними нет противоречий и быть не может, с точки зрения Ломоносова. И дальше он говорит те вещи, которые для современного уха трудно понять, он говорит, что наука и религия сестры – не больше, не меньше.

Надо сказать, что наша история изобилует и до революции, и после революции нестыковками, нежеланием понимать то, что заповедовал нам Михаил Васильевич. Есть замечательные слова митрополита Антония Сурожского: «наука есть познание Творца путем познания Его творения». Это очень точные слова, в том числе относящиеся к психологии.

Психология как наука

Теперь собственно, начнем заниматься психологией как наукой. Обращаю ваше внимание, что есть психология – она имеет бесконечное прошлое, и есть история науки психологии. Наука психология – молодая, образовалась в последней трети XIX века, ей примерно 140 лет, что по историческим меркам очень мало.

Задача психологии понять психику человека. Может, я вас разочарую, но научная психология – это не наука о душе. Психика – огромный, сложнейший аппарат, с помощью которого мы видим, слышим, понимаем, до нас доходит смысл, мы обучаемся математике и так далее.

В современном мире достаточно зайти в кабину любого самолета, чтобы понять, что должна делать психология, потому что в кабине любого самолета вы найдете 200–300 приборов, которые что-то показывают. А с точки зрения психологии, человек может видеть в один момент семь плюс минус два объекта. И возникает вопрос, как сделать так, чтобы 100 этих показателей, которые все важны, в нужный момент попали в это число – семь плюс минус два. Вот вам психология здесь и там.

Как обучать ребенка? Надо ли обучать его с цифр, или мы можем задать ему буквенное значение. Это не наше произволение, это не решается путем голосования, это не решается на этих ток-шоу, где все орут друг на друга, это результат исследования. Поэтому основной корпус психологии – это не про личность, это не про мотивацию, это не про всякие комплексы и так далее. Основной корпус психологической науки – это тонкое исследование про то, как человек видит слышит, понимает и так далее.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

Другое дело, что аппарат психики сам по себе не существует, ему нужен хозяин. Скажем, вы сейчас слушаете, что-то запоминаете. Это запоминает ваша память? Большой вопрос, потому что если бы ваша память была человеком, она бы сказала: «Слушай, пойдем, устала я, у меня этой информации вот столько».

Но кто-то другой в вас говорит, что это интересно, ты уж посиди, ты уж напрягись и так далее. За нашими психическим процессами всегда лежит нечто: лежит личность, лежит мотив, то, ради чего мы это делаем. Самой по себе памяти ничего не надо, это надо вам, некой инстанции более высокой, которая использует этот аппарат.

Психология изучает не душу, а в сфере души изучает определенные аспекты. Вот слово «душа», сколько значений у этого слова? Возьмем «Полный церковнославянский словарь» Дьяченко, там около 20-ти значений. Душа – это и чувство, и мышление, и память, и тело, и жизнь, и так далее. И только одно из этих значений – связь с Всевышним.

Поэтому в широком плане душа – это то, к чему мы относим эту жизнь, то, что имеет параметры, они не научные, но их очень много. Душа какая может быть? Холодная? Горячая? Теплая? Теплохладная? Посмотрите, сколько у нее температур. А размер? Душа может быть маленькой, душонкой, большой, широкой, глубокой, высокой, низкой, плоской и так далее. А что такое «душа ушла в пятки»? Что такое «на душе кошки скребут»? «Разодрали душу»? «Наплевали в душу», «зашли в галошах»? Это очень широкое образование.

А наука занимается тем, что можно увидеть, что можно измерить, что можно воспроизвести. Закон ускорения, например, существует при любой погоде: если бросить камушек, то он полетит по этому закону. Если бросить телефон, золотые часы, то они так же полетят, серебряные тоже. Наука – это способ мышления, поэтому важно не нагружать её тем, чем она не должна быть нагружена. Как говорил Бердяев: «Научной должна быть только сама наука», ничего больше.

И наука не отвечает очень на многие вопросы, и не должна. Это определенный способ мышления, который нам нужен, который выработало человечество. Более того, наука – это порождение христианства, только в христианской цивилизации появляется наука, её нет в язычестве, она не нужна там. Для того чтобы объяснить, почему это озеро испускает какие-то испарения, в языческих цивилизациях наука не нужна – у этого озера такой дух. Христианство этого не приемлет. Поэтому христианство потребовало науку, и она появилось опять же не так давно, XVII век – расцвет науки.

В науке должен быть результат, который будет при любой погоде, и при любых условиях, и ради этого результата бьется в том числе и психология.

Со второй половины XX века психология начинает потихоньку подбираться к тем процессам, которые связаны с поведением человека, с его трудностями и так далее. Это связано с очень важным процессом, который после Второй мировой войны начинается сначала в западных странах, а потом и у нас. Этот процесс, во-первых, связан с секуляризацией общества. Во-вторых, с тем, что человек в обществе оказывается достаточно одиноким.

По сути дела, человек находится в условиях превалирования ложных ориентиров, ложных для его личностного развития. В этих условиях человеку нужна помощь. Эта помощь не противоречит духовному развитию, но её ничем нельзя заменить в современно мире. Так, хотим мы этого или не хотим, появляется практическая психология.

И здесь, конечно же, христианину надо быть очень внимательным, потому что есть разные школы, разные направления, и разные уровни этой психологической помощи, потому что за всякой помощью лежит некое мировоззрение человека. Принимая эту помощь, мы, так или иначе, приходим к этому мировоззрению, касаемся его, и оно нас может заражать.

Здесь очень тонкая область, и поэтому в современном мире надо развивать христианскую психологию, то есть психологию, которая соотноситься с христианским мировоззрением, христианской антропологией, христианским учением о человеке.

Когда мы говорим «христианская психология», нужно понимать, что это прежде всего психология, это высокопрофессиональные психологи. Сказать: «Я христианский психолог, потому что я верующий» – недостаточно, так же как недостаточно быть христианским врачом, потому что ты верующий.

В этом плане можно сослаться на великий пример архиепископа Луки, который был выдающимся врачом, выдающимся хирургом и одновременно святителем. Как бы он посмотрел на того, кто подошел к хирургическому столу только на том основании, что он верующий? В идеале христианский психолог должен быть хорошим психологом, но христианским.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

Залезть в голову 

Наталья Инина: По аналогии с медицинской линией мне вспомнился один аргумент: я не хочу быть врачом, я хочу быть просто хирургом. Это абсурдное утверждение для медицины, почему-то не является абсурдным для психологии. Знание, не связанное напрямую с практикой того, как функционирует психика, какие особенности и тонкости ей свойственны, дает тот контекст, тот кругозор, тот подход и взгляд, который на самом деле определяет любого хорошего практикующего психолога.

Я знаю самых знаменитых и успешных, не раскрученных, а именно эффективных практикующих психологов, и все они выпускники психологического факультета МГУ.

Теперь перейдем к практическим вещам, начну с самого простого, типичного вопроса, который звучит примерно так: «Зачем я пойду к психологу, ко мне залезут в голову, в мой мозг, что-то перекоммутируют, я потеряю свою индивидуальность, личность, лучше я как-то сам. У меня есть друзья, коллеги, супруги, они меня понимают и этого мне достаточно».

Это большая переоценка возможностей психолога, потому что ни в какую голову никто залезть не может. Другой вопрос, если используются такие мощные техники как гипноз, то да, можно залезть в голову и что-то там перекоммутировать, но я не знаю практикующего христианского психолога, который бы пользовался такими серьезными методами, потому что они с точки зрения христианства не очень понятны и оправданы, в них нет никакой необходимости.

Главное, как правило, что побуждает этим методом пользоваться нехристианских психологов, это желание клиента или пациента не прилагать усилий и трудов. Обычно это звучит так: «Не надо мне ничего говорить, вы просто что-то такое сделайте со мной, быстро. Дайте мне такую таблетку, чтобы я её использовал и вышел другим человеком».

При таком запросе гипноз единственное адекватное предложение, но христианский психолог, да и просто ответственный практик понимает, что это утопия, так не бывает. Невозможно перестроить психический аппарат, который формировался десятилетиями за какой-то короткий срок, даже за месяц-два, я не говорю про неделю-две. И в этом плане эти опасения ложные, обывательские.

Наталья Инина. Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

К психологу, когда совсем плохо

Такое отношение к психологу свойственно именно нашей публике, потому что на Западе психотерапия входит в базовую страховку. Это норма жизни любого адекватного человека, он может пойти к психотерапевту так же, как к стоматологу, это культурная норма. У нас этого нет, нет понимания, что психолог – это не тот, к кому идут, когда совсем плохо.

Когда совсем плохо, стоит идти уже к психиатру, который является, строго говоря, врачом, заканчивает медицинский институт, относится к проблемам, как к неким объектам, на которые надо воздействовать. Он не работает с личностью человека, он не работает с личностными проблемами, он работает с симптомами, с патологией, и, строго говоря, это абсолютно медицинское мышление.

Психолог – это тот человек, с которым стоит обсуждать проблемы отношений, проблемы воспитания, проблемы самооценки, уровня коммуникативности и так далее. Это некий профессиональный собеседник, который сопровождает человека в какие-то трудные моменты его жизни.

Помоги себе сам

Обычный человек рассуждает в таком ключе: «Я человек осмысленный, я себя осознаю, я есть я, и я разберусь сам, куплю книжки, посмотрю передачи, я с собой договорюсь и выйду из кризиса». Очень часто ко мне приходят люди, это как правило мужчины, которые разбираются лет 30 со своим кризисом, и уже в полном изнеможении доползают до психолога в надежде, что тот ему как-то поможет.

То есть, я себе представляю уровень затрат на кружение по колесу, но не продвижение вперед по одной простой причине: человек осознаёт очень малую часть самого себя. Нас не учат заглядывать в глубину себя, и мы плохо с собой коммутируем и плохо себя осознаем.

Мы можем говорить о таком понятии как бессознательное или о глубинном уровне психики, и здесь очень точный и красивый образ дал один американский психотерапевт. Представьте, что вы сидите в зале кинотеатра, погасили свет, и вы ждете начало кинофильма. Вокруг темно, а у вас в руках маленький фонарик, и вы этим фонариком пытаетесь высветить небольшой фрагмент – стены, потолка, пола и так далее. Это примерное соотношение того, что я осознаю, и всего того, остального, чего я на самом деле не осознаю.

Здесь, не вдаваясь в подробности, есть разные подходы: есть психоаналитическая концепция Зигмунда Фрейда, который считал, что подсознательное – это такая помойка, куда мы сбрасываем все то, что нам не подходит, с чем нам неприятно и отвратительно взаимодействовать.

Есть другие психологи, столь же мощные и знаменитые, например, Юнг, который считал, что бессознательное – это глубинное пространство, связанное в какой-то степени с душой, которое человек не осознают не потому, что не хочет, но потому что он не имеет навыка и опыта.

Когда между моим сознанием и глубинными пластами моей психики и моей души нет связи, то я не могу говорить о собственной целостности. Я не могу говорить о том, что я себя осознаю в достаточной степени. И в этом плане мы можем выйти немножко из психологического контекста, в контекст жизни верующего человека.

Очень часто мы за собой такое наблюдаем и можем видеть это вокруг – люди приходят на исповедь и говорят одно и тоже, годами, они действительно искренне пытаются что-то изменить, но ничего не получается, или получается настолько мало и медленно, что руки опускаются.

Есть такая серия книг схиархимандрита Гавриила (Бунге) про гнев, про чревоугодие, про уныние. Там совершенно великолепная базовая христианская психология. Он показывает, что за этими страстями лежит очень много психологии, что если этот уровень инстинктов, или импульсов, или каких-то черт темперамента, или характера не интегрирован в сознание, если все они не освящены светом разума, то они трансформируются в страсти.

Иными словами, если мы начинаем понимать, что происходит с нами, чем мы мотивированы так или иначе поступать, если мы начинаем понимать причины этих импульсов, то мы можем обеспечить обратный ход – из страсти в инстинкт или глубинный мотив, и пытаться с ним как-то работать совершенно определённым образом. Чаще всего за такого рода страстями лежат тяжелые травмы детства.

Мне очень отрадно видеть тенденцию последних лет, когда многие священники отправляют своих прихожан к психологам, и более того во многих храмах уже сейчас есть приходское консультирование, которое ведет психолог, профессионал, христианский психолог. Человек работает в тандеме со священником и является вспомогательной фигурой, которая на самом деле сопровождает христианина на пути его роста, пытаясь помочь ему решить психологические проблемы, чтобы они не мешали его личностному развитию.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

Психологические школы: как не ошибиться

В разнообразии психологических направлений, школ, фигур действительно очень легко запутаться, потому что совершенно непонятно, как выбрать того специалиста или то направление, с которым стоило бы иметь дело. Представим себе, что рождается такой хороший целостный ребенок, еще абсолютно не травмированный ничем, счастливый. На него постепенно начинаются воздействия: развод, уход из жизни близких взрослых и так далее. И постепенно происходит его трансформация в совершенно негармоническое нечто. Любая психотерапия стремится к тому, чтобы восстановить целостность.

Я спрашиваю человека: «Вы довольны своей жизнью?». – «Да, я очень доволен, у меня повышенная самооценка, я абсолютно уверен в себе, мне совершенно нетрудно взаимодействовать с людьми, я чувствую себя успешным и самодостаточным». И очень многие школы говорят: «Очень хорошо, мы сделали то, что мы должны были, теперь будьте счастливы, успешны, самодостаточны, у вас прекрасное внутреннее эго». На этом все заканчивается. Человек выходит из психотерапии эгоцентричным, занимающимся своей персоной, строящим очень жесткие границы, абсолютно обесценивающим понятия альтруизма, сострадания.

Мы рады за вас, вы такие самодостаточные, цельные, осознающие себя, но что вы с этим будете делать? Не хотите ли вы это как-то отдать? Потому что, строго говоря, это чудесное создание растет для того, чтобы отдать то, что оно получило. Быть полезным людям, быть человеком, который помогает, который любит, трансцендирует, покидает себя самого. Человек находит себя только тогда, когда себя забывает. Это абсолютно христианская идея.

Исходя из этой схемы, можно задать пару вопросов специалисту, чтобы понять, остановится он на этом этапе или продолжит. Его задача настолько помочь человеку, чтобы он перестал быть инфантильным самовлюбленным эгоцентриком и возрос до такого личностного здоровья, чтобы понять, что пока ты ничего не отдаешь, ты не живешь.

Чемоданчик с характером

Обычно человек считает, что он справится сам, что он имеет достаточно интеллекта, образования, здравого смысла, он сможет сам преодолеть свои внутренние проблемы. Почему это очень трудно сделать самостоятельно? Человек рождается, имея некий уровень темперамента: один ребёнок живой, веселый, другой – печальный или задумчивый, меланхоличный. Над темпераментом постепенно выстраивается такая штука как характер.

Представим, что ребенок живой, подвижный, улыбчивый, но у него совершенно депрессивная мама, которая подходит к нему, и на его улыбку отвечает печальным лицом. Часто плачет, часто грустит – понятно, что на психику ребёнка это наложит отпечаток. Постепенно формируется характер, кульминационной точкой которого становятся 17–18 лет, раньше было немножко раньше 15–16 лет.

Как правило, мы не выпрыгиваем из этого характера легко и непринужденно. Это некоторые устойчивые стереотипы поведения, реакции, внутренние и внешние, которые мы имеем к 17–18 годам и будем иметь их до конца своих лет. И это проблема, потому что существует инфантилизация общества. Взрослые люди ведут себя часто, как дети, как подростки. Например, есть такая черта как тревожность. Люди, которые по 20 раз звонят – ребёнок опоздал на 5 минут, а они уже в истерике, готовы звонить в больницы, морги.

Когда я работаю с тревожными людьми, я говорю: «Когда вы начинаете вибрировать, и кажется, что все пропало, вспомните, что у вас в характере есть такая чудесная черта как тревожность». И они как будто выплывают из этой тревоги, как будто что-то поднимает их над этой тревогой, они существуют с ней рядом.

Это можно сказать о любой черте характера – гневливости, экспрессивности, занудливости. Или такая черта как ригидность, когда человек буром в другого пытается внедриться. В этой черте есть чудесные и положительные качества – эти люди очень настойчивые, мотивированные на достижении цели, хорошие спортсмены, организаторы. Но в отношениях с таким человеком хочется быстрее отойти в сторону.

И чему учит практическая работа? Она помогает человеку выйти на тот личностный уровень, который и является взрослым состоянием.

Строго говоря, здесь начинается настоящая, нормальная религиозность, нормальная вера, потому что только когда мы живем в этой личности, и наша жизнь определяется ценностями и смыслами, мы можем что-то как христиане реализовать. И тогда у человека уже есть чемоданчик под названием «характер», который не определяет жизнь человека. Человек поднимается над особенностями своего характера.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

Три уровня в человеке

Психика работает удивительно парадоксальным образом. Чем больше вы боретесь с тем, что в вас есть, тем больше вы становитесь рабами того, с чем вы боретесь. Это совершенно такой стопроцентный парадоксальный ход. Чем больше мы боремся с тревогой, тем больше мы ею перегружены. Чем больше мы боремся с гневом, тем больше мы гневаемся. Поэтому здесь есть своя особенность и тонкость, как взаимодействовать с этими негативными чертами и как над ними возрастать. Это происходит поразительно простым способом: когда мы видим то, чем мы недовольны, мы просто называем это своими словами. И происходит какое-то чудо освобождения.

Это просто произнести, но очень трудно осуществить. Я часто консультирую родителей детей подросткового возраста, которые чувствуют себя полностью беспомощными перед 15-летним ребёнком: перед нами еще ребёнок, но у нас уже нет рычагов, с помощью которых мы можем на него воздействовать, кроме угроз, требований, лишения подростка всяческих удовольствий, то есть кроме насилия.

Как правило, родители пытаются воздействовать на подростка лишением. Когда мы ведем с ними какой-то разговор, совершенно очевидно, что родители не могут признать, что они в чем-то неправы. Они находятся в оппозиции, они правы во всем, они прожили жизнь, знают, как правильно и так далее. Но нужно понимать, что подросток – живой человек, которому жутко не повезло, он находится в жутком переходном возрасте. Ему очень плохо, его разрывают переживания, внутренние конфликты, у него особенное психологическое самочувствие, гормональное самочувствие.

В этот момент надо дать понять родителю, что это не его маленький малыш, его вещичка чудесная, а человек, с которым придется взаимодействовать, которого придется уважать, перед которым придется иногда извиняться, и вообще признавать, что родитель тоже бывает слабым, неправым и так далее.

Я уже говорила, что психика – парадоксальная штука. Когда родителям удается быть такими в отношении своих детей, то происходит удивительная метаморфоза. Эти воюющие против нас дети вдруг начинают брать на себя ответственность, пытаются что-то делать, чтобы быть адекватными нашим ожиданиями, возникает зона встреч, зона диалога.

Здесь уместно вспомнить совершенно нейтральную теорию. Трансакционный анализ Эрика Берна. Есть один человек и другой человек, в каждом из этих двух людей есть три уровня: родитель, взрослый и ребенок. Мы все бываем иногда доминирующими, в позиции «над», когда мы сильнее, умнее, здоровее и так далее, мы знаем это состояние, сколько бы нам не было лет – это уровень родитель. Мы часто чувствуем себя беспомощными, расстроенными, испуганными, или наоборот требовательными, капризными – уровень ребёнок.

И есть уровень взрослый – когда мы ведем себя как взрослые люди, взаимодействуем, ведем себя адекватно, оцениваем реалистично, действуем объективно насколько это возможно.

И вот Эрик Берн показал: если один человек находится в позиции родителя, то коммуникация с другим будет только, когда он в позиции ребенка. Если один человек находится на позиции ребенка, то другой должен находиться на позиции родителя. Если я нахожусь в позиции родителя, а другой во взрослой позиции, то коммуникации не будет по определению, несмотря на то, что эта позиция очень хорошая.

Если я хочу строить коммуникацию с человеком, я должен примерно понимать из какой позиции он со мной разговаривает. Это легко проиллюстрировать на примере подростков и родителей. Он находится, конечно, еще в позиции ребенка, еще ничего не понимает. Требует, например, денег, чтобы купить себе гаджет. Не понимая, что гаджет стоит денег, которые нужно заработать, требует, потому что у всех друзей это есть. Это абсолютно детская позиция. Но одновременно подросток вопит: «Я сам решаю, не лезьте ко мне, я хочу определять свою жизнь». Он одновременно находится в двух позициях: манифестирует себя с позиции взрослого, оставаясь ребёнком.

Что делает обычный родитель? Он находится только здесь, в позиции родителя: «У нее бардак в комнате, это невозможно видеть. Он тарелку не ставит в раковину, сколько можно это терпеть». Нужно заставить ребенка помыть тарелку и убрать комнату, при этом родители говорят: «Ты же взрослый, сколько можно, почему ты такой безответственный». То есть родители хотят, чтобы ребенок был одновременно ребёнком, но реагировал при этом отсюда, с уровня взрослого. Это абсолютный конфликт.

Родитель должен при таком диалоге быть одновременно и на позиции родителя, и на позиции взрослого. То есть манифестировать он должен позицию взрослого: «Раз ты такой взрослый, давай договоримся, давай поговорим, установим правила и границы, а желательно еще и пропишем, подпишемся и поставим число», но одновременно мониторить ситуацию с позиции родителя, потому что эти подростки еще дети, и Бог знает, что с ними может приключиться.

Это вроде бы простая вещь, на самом деле и есть психология, которая помогает разобраться в этих сложностях, в этой неоднозначности, в этих тупиках, потому что эти тупики вполне объяснимы, в них есть внутренняя логика.

Здесь надо понять, что когда мы говорим, я – это то-то и то-то, человек, мне столько лет, я мужчина или женщина, то мы говорим о какой-то мужественности внутри нас, структуре, голосах внутри нас, которые звучат по-разному. Если мы понимаем, что наш организм вроде бы целостная реальность с руками ногами, которая ходит, говорит, болеет, спит, то мы понимаем при этом, что у нас есть почки, печень, сердце, течет кровь по сосудам. Мы же не видим этого, мы не можем это все предъявить, но знаем, что это некая материальная реальность, которую нам показывают врачи и те же хирурги. Но уверяю вас, психика более сложно устроенный организм, в котором значительно больше систем и процессов, и воспринимать психику как примитивную целостность это, конечно, сильно ее недооценивать.

Психология помогает понять, где вы сейчас находитесь, какой голос в вас звучит. Голос ли это взрослого, зрелого, осознающего себя человека, тем более христианина. Или внутри этого взрослого, осознающего себя человека и христианина, вдруг запищал и стал капризничать малыш, или вдруг поднял голос доминантный родитель, который ждет подчинения от окружающих.

Когда мы начинаем видеть эту множественность, палитру богатства нашего внутреннего мира, тогда мы можем довольно гармонично существовать, и реализовывать себя в мире людей, в мире отношений, в мире ценностей, в мире смыслов. Прежде чем стать христианином, надо стать человеком. И психология помогает стать собой, осознать себя, для того, чтобы потом как-то двигаться в эту духовную, личностную, богатую жизнь.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

***

После лекции выступающим были заданы вопросы.

– Как говорить с ребенком о важных вопросах?

Наталья Инина: Есть такой чудесный анекдот: маленький мальчик спрашивает у своего папы: «Почему, когда я ем яблоко, оно очень быстро становится коричневым?» – «Понимаешь малыш, когда молекулы железа, которые находятся в яблоке соприкасаются с кислородом, который находится в воздухе, происходит некий процесс окисления, в результате которого яблоко темнеет». Мальчик внимательно слушает и говорит: «Папа, ты сейчас с кем разговаривал?».

Язык должен быть адекватным. Маленький ребенок – это тотальность. Когда мы говорим: «Надо уметь прощать, надо уважать», когда мы говорим подросткам: «Неужели ты не понимаешь, ты же не поступишь в институт, ты не сможешь найти работу» – это абсолютно пустой звук, подросток тоже находится в некой фиксации «здесь и теперь», его больше волнует позвонит ли ему Люська или нет, чем поступит он в институт или не поступит.

Надо понимать, что мы имеем определенный возраст перед собой, с которым надо говорить на языке этого возраста. Понимать, что ребенок – существо эгоцентрическое, совершенно не трансцендирующее за пределы себя самого.

Ребенок все воспринимает через себя. Почему мы говорим, что какое бы детство прекрасное не было, там обязательно будут травмы. Любые трудности между родителями, трудности с ним, он воспринимает так, как будто он виноват. Это детская эгоцентрическая тотальность бытия. Я – это все, мир – это я, все, что там происходит это про меня, обо мне, со мной.

Борис Братусь: Можно проиллюстрировать это так называемым феноменом Пиаже, который приводит следующие диалоги: «Пьер, у тебя есть брат?». – «Да, у меня есть брат, его зовут Жан». – « А у Жана есть брат?». – «Нет, у Жана нет брата».

Я тоже спросил своих внуков: «У тебя есть брат?», – «Да, его зовут Ваня», – «А у Вани есть брат?». Он так помолчал и говорит: «Дедушка, пойдем погуляем».

А когда мы начинаем говорить: «вот, ты должен» или: «ты сейчас упадешь с дерева и станешь инвалидом, всю жизнь будешь в коляске». Что такое «вся жизнь»? Для него это совершенно непонятно.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

– Родовое проклятье – реальность или сказки?

Наталья Инина: Психология как ответственная дисциплина, которая занимается психикой, имеет свои границы. Психология не должна заниматься родовыми проклятьями, она может помочь человеку осознать себя.

Ко мне пришла женщина 65-ти лет, её привела дочь и сказала мне: «Умоляю, снизьте уровень страха у моей мамы, она замучила своих внуков, она все время волнуется». Я попросила её нарисовать генеалогическое древо, она нарисовала и стала рассказывать страшнейшие истории про своих родственников: этот утонул, этого убили, этот пропал без вести. Количество каких-то чудовищных катаклизмов было абсолютно невероятным.

И никакой парапсихологии, никаких оккультных вещей. Совершенно очевидно, с психологической точки зрения, что эта 65-ти летняя женщина это знает, потому что ей об этом говорили, и она это запомнила. И если ей это говорили в 5, 13, 20 лет, то уровень страха субъективного рос и рос, восприятие мира становилось все более опасным.

Тогда мы с ней поняли, что эти люди – не она, что они не имеют к ней никакого отношения, это с ними случались ужасные истории, которые остались в ее памяти, а у нее своя судьба.

Мы посмотрели, что среди её родственников есть множество людей, которые не умерли, не утонули, не пропали без вести. Мы посмотрели в сторону нормальной длительной и благополучной жизни и поняли, что нет причины решать, что с ней или с её внуками должно что-то произойти. Строго психологически мы разобрали эту ситуацию, и страх ушел.

Потом опять пришла дочка сказала: «Пожалуйста, верните немного назад, потому что мама ходит в час ночи по улицам и ничего не боится». Что это значило с психологической точки зрения? Что эта женщина – вообще-то человек бесстрашный, страх этот был не её, просто она его вобрала в себя, пристроилась к нему.

Но если бы, например, мы увидели психологическую ситуацию, которая разрешилась, но там что-то осталось другого порядка, тогда ей нужно было бы эту тему обсуждать со священником. И тогда уже его компетентность позволила бы ему дать ей со своей стороны адекватный совет.

– Как вы относитесь к такому методу психотерапии как психодрама?

Наталья Инина: К психодраме я отношусь хорошо, потому что это один из способов некоторой работы с подсознанием. Это такой мягкий проективный прием, благодаря которому я могу что-то увидеть и что-то пережить. Когда мы о говорим о некой целостности, о некоем личностном бытии, то не бывает личностного бытия в эгосознании, там просто набор прагматических вещей и некоторых механизмов. А все глубинные переживания, чувства, экзистенциальные чувства находятся глубже этого эгосознания.

Все выдающиеся психологи, начиная от неоднозначной фигуры Юнга и заканчивая однозначной фигурой Франкла, говорят о том, что даже вера и религиозность связаны с этим гармоническим соотношением сознательных и бессознательных структур.

Мы знаем такое понятие как невротическая религиозность, видим это часто, к сожалению. Если личность невротизирована, не осознает себя, наполнена всяческими неосознаваемыми страхами, тревогами или обидами, то она использует религиозность в своих личных целях. Это мы видим сплошь и рядом.

Личностное здоровье, глубинное гармоничное состояние человека позволяет ему как раз исповедовать подлинную глубинную религиозность. Когда я не использую постулаты в своих невротических целях, а начинаю входить в этот мир, служу собой этим догматам Церкви и религиозным ценностям.

Поэтому все, что позволяет человеку лучше взаимодействовать со своей глубинной частью, все очень полезно.

Фото: st-tatiana.ru/Иван Джабир

– Как отличить истинный психологический метод от ложного?

Борис Братусь: Ножиком можно убить, а можно хлеб нарезать. Сам по себе метод, даже метод внушения, гипноза в определенных ситуациях возможен. Что такое направление НЛП, например? Вы встречаете человека, у которого случилось какое-то горе, что вы делаете? Вы подходите и обнимаете его, сжимаете, вы же при этом не думаете, что это метод НЛП. Это для вас способ передать вашу любовь, сказать телом: «Я тут, я с тобой, я в тебе». А можно это использовать специально, сжать руку человека, напоминая ему о чем-то, тем самым манипулируя им.

Или известно, что если вы подходите к постели больного, то не надо стоять над ним, нависать. Сядьте, войдите с ним в контакт. Но вы можете по НЛП позу менять туда-сюда, и таким образом воздействовать на человека.

Так что сам по себе метод – он просто существует, а вот куда вы его приложите, что вы сделаете, ради чего – это важно. Можно ли повышать голос? Стоит ли ребенка шлепнуть? Где надо и стоит, и можно и так далее.

Что такое профессионализм? Это определенный взгляд на мир, и если настоящий профессионал этим взглядом владеет, он может применить этот метод, другой.

– Все к психологу?

Наталья Инина: В том пространстве, в котором мы сейчас живем, существует огромная концептуальная проблема: человек себя не слышит, не знает, с собой не встречается. Поэтому в той или иной степени соприкосновение с психологией через консультации психолога, посещение семинаров, чтение надежной литературы очень полезно, потому что это некоторый вектор, по которому можно двигаться, некое пространство, которое важно понимать и осознавать в своей жизни.

Это профилактика здоровья или помощь в случае наличия проблемы.

Видео — Игорь Давыдов