Елизавета Жудро. Кабинет психолога "Мастерская Логос".

 

Вот такое примерно объявление мы разместили в газете и на ряде сайтов, когда начал работать наш «Кабинет психолога» при КПЦ «Логос». Термин «православно-ориентированный психолог» нам тогда показался наиболее корректным из всех словосочетаний, которыми сейчас обозначают себя православные люди, профессионально занимающиеся психотерапией. А через какое-то время из практики возникла насущная потребность более четко разобраться, на что же именно мы «ориентируемся» в своей работе, что делает нас и нашу работу непохожими на других.

Формально содержание понятия «православно-ориентированный психолог» можно обозначить так: это квалифицированный специалист, который опирается в своей работе с людьми на свое мировоззрение православного христианина, основанное на евангельском учении. А если неформально, то тут уже начинается довольно интимный момент, потому что жизнь духа – у каждого своя, духовный опыт является в контексте личностных смыслов. Ориентируясь на православие в своей работе с людьми, я ориентируюсь на опыт моей личной встречи с Богочеловеком Иисусом Христом, на опыт прикосновения Святого Духа, на опыт жизни в Теле Христовом и общения во Христе. На то видение человека, его природы, его достоинства, его призвания, его места в мироздании, которое предлагает Священное Писание и Предание Церкви. Наконец, на то, что Господь ставит служить «тем даром, какой получил и в том звании, в котором призван, как доброго домостроителя многоразличной благодати Божией, дабы во всем прославлялся Бог через Иисуса Христа» (1 Пет 4:10; 1 Кор. 7, 20). Призван же в звании психолога служить славе Божией, служа славе человеческой, ради которой и Господь сошел с небес.

Переосмысление своей деятельности у каждого православного психолога происходит по-своему и на своем уровне, который напрямую зависит от уровня его личных отношений с Богом. По моим собственным ощущениям, это очень личный процесс, в самом подлинном смысле слова творческий и неповторимый. Значительная часть его результатов не может претендовать на собственно научную ценность; их невозможно интегрировать в общее здание психологической науки, поскольку они отражаются, в первую очередь, на личности самого психолога и становятся внутренним достоянием профессионала, его личным стилем и непередаваемой качественной особенностью работы. Именно это ощущение и подталкивает меня, начинающего психолога-практика, без каких-либо ученых степеней, выразить свое понимание православно-ориентированного подхода на фоне научных работ, статей и докладов известных специалистов, усилиями которых этот подход, в основном, сейчас и разрабатывается. Мне хочется рассказать про свой внутренний опыт.

До какого-то момента ты просто верующий, воцерковляющийся человек, работающий психологом. А потом ты вдруг понимаешь, что специфика твоей работы такова, что ее недостаточно делать «по-христиански добросовестно», что буквально все ее аспекты требуют переосмысления. Встретившись с Богом хоть как-то, уже довольно сложно выставить Его из какой бы то ни было жизненной ситуации и представить себе, что ткань человеческой жизни, которая перед тобой как перед психологом разворачивается, существует сама по себе, без Него и вне всякого отношения к Нему. Получив в Церкви какой-то начальный опыт жизни духа, чувствуешь, что нельзя исключить это измерение ни из своей собственной личности, ни из личности обратившегося к тебе человека. Причем этот опыт настолько важен, что появляется потребность каким-то образом обозначить его присутствие в своей работе. Назвавшись «православно-ориентированным психологом», ты показываешь, что отличаешься как от тех специалистов, которые вообще выносят духовное измерение за скобки своей практики, так и от тех, которые в своем понимании духовности ориентируются на получившие сейчас широкое распространение оккультные учения и восточные религии.

Когда начинаешь пытаться понять, как на практике соотнести свой опыт православного человека с опытом профессиональным и с арсеналом методов, применяемых в ходе терапии, сталкиваешься с таким необъятным, совершенно непочатым полем, что не знаешь, откуда начать. К тому же, ни один аспект работы психолога, будь он связан с теоретическими исследованиями или с практической работой, невозможно «православно переосмыслить» раз и навсегда. Скорее, можно говорить о процессе соотнесения постоянно обновляющегося опыта веры с теми или иными профессиональными задачами.

Православно-ориентированный подход в консультировании и терапии на данный момент не имеет своей прикладной теории личности и межличностных отношений, на которую могла бы опираться практическая работа психолога. Такая теория сейчас разрабатывается общими усилиями православных психологов, в основном, на методологической базе христианской святоотеческой антропологии, и, по-видимому, этот процесс займет какое-то время. Тем временем, сегодняшняя практика требует опоры пусть на отдельные, но вполне конкретные теоретические положения, соответствующие тому представлению о человеке, которое сложилось в опыте Церкви.

В связи с этим, мы сформулировали для себя ряд этических и методических принципов, в соответствии с которыми стараемся организовать работу как в индивидуальной, так и в групповой терапии.

1. Онтологическая троичность (дух, душа, тело) состава человека, его целостность и иерархичность требуют соответствующего целостного, системного подхода. Работая с явлениями душевного порядка, мы не можем игнорировать взаимосвязь не только с явлениями вышестоящего духовного порядка (это очевидно для любого духовно-ориентированного подхода), но и с телом. Существующее в святоотеческой традиции своеобразное «богословие материи», учение об одухотворении, благодатном обожении плоти, заставляет нас очень внимательно отнестись к телу человека. Мы отдаем предпочтение методам, учитывающим психосоматические феномены, и включаем в работу отдельные техники гештальт-терапии и телесно-ориентированной терапии. Телесный и духовный уровни представляют интерес для психолога, с одной стороны, в качестве определенного ресурса, на который можно опереться в работе, задействовав их взаимосвязи с уровнем душевным. С другой стороны, важной частью работы по достижению целостности личности является осознание человеком соотношения между своими физическими, душевными и духовными силами и последующая активная работа по гармонизации этого соотношения.

2. Человеческому существу, сотворенному по образу и подобию Божию, дарована и божественная форма бытия – личностная, которая характеризуется божественными свойствами: в первую очередь, неограниченной свободой воли и активным творческим началом. Любое сужение сознания, отказ от активной преобразовательной деятельности, от своего творческого потенциала, понимаемого в самом широком смысле, расцениваются нами как неестественные, а потому дисфункциональные состояния личности. Отсюда следует неприятие оккультно-мистических техник, а также специальных методов манипулирования и воздействия на подсознание как исключающих возможность активной и свободной работы над собой и своей жизненной ситуацией. Мы не пользуемся техниками программирования, директивного гипноза, йоговской медитации, ребёфинга, системных расстановок и других, механизм действия которых нам представляется недостаточно ясным и безопасным как для клиента, так и для терапевта. «Вмешательство» психолога, по нашим представлениям, может заключаться лишь в создании условий для осуществления самим человеком перехода от тупиковой ситуации «проблемы» к ситуации «задачи» с множеством возможных вариантов решения, из которых выбирается наиболее плодотворный. Особым образом организованные терапевтические отношения не привносят в личность человека ничего чуждого; они лишь способствуют преодолению им отчуждения от себя самого и исследования своего потенциала в общении, творчестве, духовном развитии, а также перехода к более открытой, осмысленной, активной, гибкой позиции по отношению к себе самому и окружающим. Происходящее при этом расширение сознания дает возможность свободного выбора из множества вариантов решения той или иной жизненной задачи. В этом смысле можно добиться замечательных результатов с помощью различных арт-терапевтических методик, превращающих потребность личности в творчестве в целительный ресурс.

3. Евангелию мы обязаны представлением о каждой человеческой личности как об уникальном, лично возлюбленном Богом творении, несводимом к набору индивидуальных особенностей и бесценном для Творца. Каждый человек носит в себе лишь прообраз того, кем он призван стать через водительство Божие, многообразно проявляющееся в событиях его жизни, и через свой отклик на это водительство. В каком-то смысле психолог, работающий с человеком, оказывается в той или иной точке пути становления личности, не имея полного представления о всем контексте этого пути – ни о его прошлом, ни о его будущем, ни о подлинном смысле происходящего с человеком; все это известно только Богу и, отчасти, самому человеку. По нашим ощущениям, психолог не располагает полномочиями для каких-либо интерпретаций, оценок и директивного руководства, от него требуется предельная чуткость и большое смирение при вхождении в судьбу другого человека. Опыт становления, с которым приходит человек и который выражается в его переживаниях, убеждениях, духовно-нравственных ориентирах, является его личным достижением, требующим от него самого осмысления и интеграции, а от психолога - принятия и уважения. Сложная ситуация может требовать от человека перехода на некий новый жизненный уровень, в том числе и духовный, однако решение об этом переходе не может быть навязано психологом; человек принимает его сам и сам определяет доступную ему на данном этапе меру изменений.

4. Правильное понимание «нормы» по отношению к человеческой личности может быть только у создавшего ее по Своему образу и подобию Бога, наглядно явившего эту норму в совершенном Человеке Иисусе Христе. Церковь рассматривает привычное для нас состояние человека как «нижеестественное» - утратившее первоначальное подобие Богу и поврежденное грехопадением на всех уровнях, а также указывает на необходимость Богообщения и духовно-нравственного делания для восстановления целостности личности, для духовного, душевного и даже физического благополучия. В этом смысле среди нас нет абсолютно нормальных людей, мы только призваны стать такими – каждый в отпущенную ему меру - и «человекостроительство» в соответствии с этим призванием осуществляется в Церкви Святым Духом постоянно.

Эталон и вершина нравственности даны человеку в виде евангельских заповедей, являющихся откровением Бога о том, что есть личность в Его творческом замысле. Заповеди – портрет подлинно нормального, неповрежденного человека, каким его видит Создатель, это предельная и единственная правда о человеке. Для нас важно то, что стремление к исполнению заповедей полезно человеку, поскольку позволяет исправить дисфункциональные искажения в структуре мотивов, в то время как всякое проявление безнравственности, бездуховности разрушает личность. Необходимо как исходную данность учитывать этические позиции приходящего за помощью человека, какими бы они ни были, но, если мы действительно хотим помочь, мы можем руководствоваться лишь евангельской истиной. Соответственно, обязанностью психолога является тем или иным способом указать на опасность решений, не согласующихся с евангельской нравственностью (скажем, ответить изменой на измену), и побудить человека искать выход, способствующий его нравственному совершенствованию.

5. Всю полноту Богообщения, доступную человеку на земле, предлагает только Церковь. Богообщение для человека - не роскошь и не желательный для удовлетворения духовных нужд довесок к материальным благам, но сугубая необходимость – просто в силу такового о нем замысла Божия. Состояние оторванности человека от Бога есть уже препятствие для полноценного развития личности. В конечном итоге, реальность, к которой предназначен каждый человек в вечности – это реальность Божия, реальность Бога, по отношению к которой необходимо определить себя заранее, до того, как в нее войти навсегда.

Вопрос о формах, в которых допустимо сообщать эту мысль человеку, не определившемуся в своем духовном пути или не являющемуся членом Церкви – крайне тонкий и сложный, по крайней мере, для меня. С одной стороны, не может быть и речи о том, чтобы использовать трудную ситуацию, с которой человек приходит на прием, для «религиозной обработки». С другой, я чувствую, что не имею права на определенном этапе терапевтического процесса не поставить человека с его проблемой в присутствие Бога, с Его свободной волей, Его отношением к человеку. Собственно, приходя к «православно-ориентированному» психологу, человек в какой-то степени чего-то такого от меня уже ждет. Каким именно образом он поведет себя по отношению к этому присутствию, захочет ли принять Бога, обратиться к Нему за помощью в своей ситуации, вступить в общение с Ним, зависит только от него самого. В соответствии с Божией волей, это должен быть абсолютно свободный выбор человека, подлинно ощутившего нужду в Господе и личную тягу к Нему.

Православно-ориентированный психолог может помочь прийти в церковь, организовать встречу со священником и даже работать в тандеме со священником (последний вариант вообще кажется мне оптимальным для воцерковленных и сознательно готовящихся прийти в Церковь людей). Однако должно быть довольно четкое понимание того, что от психолога требуется нечто иное, чем от миссионера-катехизатора и от священника-духовника. В ходе терапии совершенно неуместны проповеди и отвлеченные изложения догматов, точно так же, как не дана психологу благодать для пастырского душепопечения и руководства личным подвигом спасения.

Как и другие психологи, мы решаем «свои» задачи: помогаем «обустраивать» земную жизнь, адаптироваться к данному социальному окружению, разрешать конкретные острые ситуации и упорядочивать жизненный опыт, используя специальные знания и методы психологии. При этом мы исходим из доступного нам опыта Церкви и вводим в свою работу Бога как исходную для личности реальность, Начало начал, своего рода точку отсчета во внутреннем опыте человека, задающую единственное по-настоящему продуктивное направление переосмысления всей совокупности его жизненных обстоятельств.

Говоря о целях работы православно-ориентированного психолога, мне хочется сослаться на Ф. Е. Василюка, который в своем докладе на съезде Сурожской епархии 2000 г. говорил о том, что психолог довольно смело может выступать под духовным покровительством святого Иоанна Предтечи в роли того, кто готовит путь Господу, готовит подлинную встречу человека с Богом в той ситуации, с которой тот обратился за помощью. Причем это справедливо и для современного воцерковленного человека.

Особенностью современного человека является – как результат и следствие оторванности от Бога – оторванность от себя самого, от своего подлинного я, своих глубочайших потребностей, своих чувств и переживаний, своих собственных ценностей – всего того, что в практической психологии традиционно рассматривается как ресурс для преодоления сложностей. Для нас же не менее важно то, что, отрываясь от своего внутреннего опыта, человек все больше отчуждается от всего истинно человеческого в себе, от всего, что может воспринять Бога.

Основанием для такого взгляда на консультирование и терапию послужил лейтмотив огромного числа бесед митрополита Сурожского Антония, говорившего о том, что, перед тем как стать христианином, нужно сначала стать настоящим человеком, стать собой, – и тогда у тебя, несомненно, станет больше точек соприкосновения со Христом. В определенном смысле, нужно сначала в какой-то минимальной степени найти себя, научиться слышать себя и быть собой, чтобы искать Бога - иначе нам нечего будет предложить Ему, если мы захотим вступить с Ним в общение, и наша встреча просто не состоится. В приложении к психотерапевтической работе, это означает, что психолог – это тот, кто, работая над конкретной проблемой, создает условия для двойной Встречи: человека с самим собой, а затем, на этом обнаруженном подлинном пространстве, с Богом. И это позволит одновременно найти наиболее достойное решение и сделать шаг к Богу.

Откровение о Боге дается каждой человеческой личности в системе ее собственных, для нее одной значимых, ею одной пережитых смыслов. Общение с Богом – это беседа на уникальном языке с единственным в своем роде человеческим существом. Отчуждение от своего внутреннего опыта, от своих личностных смыслов лишает человека языка общения с Богом и пространства, на котором это общение может состояться. В связи с этим, основную цель своей работы мы видим в том, чтобы вместе с человеком преодолеть эту отчужденность и проложить дорогу к самому себе: к тому, кто может встретить Бога. Когда Бог называет тебя по имени, можешь быть уверен, что это подлинно твое имя и есть – но узнаешь ли ты себя в этом имени и отзовешься ли?

Для встречи с самим собой человеку, как правило, не хватает опыта пребывания на такой глубине, на которой кончается в нем индивид и начинается личность, а для того, чтобы принять все, что встретится ему на этой глубине – веры в свое истинное достоинство и призвание. И то, и другое, человек может получить лишь в общении - с другим человеком, другой личностью, которая сможет, во-первых, общаться с ним на максимальной доступной для него глубине, а во-вторых, передать ему видение истинного человеческого масштаба и свою убежденность, что он, несмотря ни на что, создан в него вырасти. Подлинный масштаб человека – это то, каким его видит любовь Божия, и передать его в общении лучше всего может христианин любовью во Христе, получающий в Церкви не отвлеченное представление об этой любви, но ее саму. На пространстве таким образом построенных отношений, человек может, наконец, что-то изменить в себе, а затем перенести полученный опыт в жизнь, чтобы изменить и ее.

Конечно, мы не можем реально отразить в повседневной работе такой масштаб, мы его даже понять не можем. Но мы знаем о нем и можем стремиться в меру своих возможностей постепенно вносить представление о нем в какие-то совсем простые вещи, являющиеся частью нашей профессии. Внести мы можем лишь то, до чего сами уже дошли, что стало подлинно нашим, неотъемлемой частью нашей собственной личности, потому что иного орудия труда, кроме собственной личности, у психолога нет. Консультационные и терапевтические отношения, возникающие между психологом и приходящим к нему человеком – это всегда встреча двух личностей: человека и самого психолога. Когда речь идет о верующем психологе, необходимо еще учитывать, что его личность несет в себе опыт встречи со Христом. Он сам вступил в личные отношения с Богом и как член Церкви «в Нем пребывает». В таких терапевтических отношениях участвуют трое: клиент, психолог и Христос, по мере веры последнего. Митрополит Антоний (Сурожский) пишет об этом очень просто: «Если ты верующий, можешь спокойно знать, что ты во Христе и Христос в тебе и что, если ты не будешь выдумывать и надумывать чего-то, а просто будешь как можно более углубленно общаться с этим человеком, ты ему передашь нечто большее, чем сам знаешь, чем сам обладаешь» (Митрополит Сурожский Антоний. Труды. М.: «Практика», 2002. Стр. 39).

В ходе таких консультационных или терапевтических отношений рано или поздно может наступить момент, когда психолог сможет донести даже до нецерковного человека, что некоторые вещи, относящиеся к возделыванию своей души и преобразованию своей жизни, можно сделать только в богочеловеческом порядке: в порядке синергии, сотрудничества Бога и человека. Что дальше перед ним лежит как раз такой этап, когда он свои жизненные обстоятельства и внутренние события может приносить Богу напрямую и строить свою жизнь в контексте своих личных отношений с Богом. И если человек чувствует, что способен черпать в Нем силы и вдохновение, то дальше он приходит в Церковь и вступает в новую полноту общения с Истиной, Путем и Жизнью.