Лет пятнадцать тому назад, в одном из ЦСО Москвы я консультировала пожилых людей. Такие консультации многому учат самого консультанта- психолога: перед глазами проходят судьбы людей со всеми их ошибками, неожиданными поворотами из-за, казалось бы, мелочей. Два случая мне не только особо запомнились, но и привели к новому пониманию причинно-следственных связей между часто необдуманными, спонтанными поступками человека и его судьбой.

Первый случай, с которого, собственно, все началось, связан с пожилой женщиной, бывшей райкомовской работницей достаточно высокого уровня.

Ко мне пришла женщина жесткая, очень закрытая, с большими амбициями и большой обидой на жизнь. Со многими заходами и оговорками она сообщила мне, что живет вдвоем с дочерью, у которой психиатрический диагноз: тяжелейшая форма шизофрении. Дочь зримо разрушалась и погибала на глазах матери не только сама, но и делала попытки избить или даже убить мать. В доме был настоящий ад. Удивительно было то, что в предыдущих поколениях в этой семье не было больных шизофренией.

Тяжело было разговаривать с ней, тяжело видеть измученные глаза, из которых просто кричал вопрос: «За что мне это мучение?...». Конечно, я понимала, что психиатрия – это не ко мне, психологи работают с пограничными состояниями, но в пределах нормы. Все, что касается дочери – могу только посочувствовать, а вот поддержать мать, выслушать ее, изменить ее отношение к данной ситуации – мне очень хотелось.

Она начала осторожно, затем, почувствовав доверие, рассказывать. Вначале рассказ шел исключительно об успехах: какие у нее были замечательные родители; какая она была отличница, комсомолка, активистка; сколько людей от нее зависело, когда она работала в райкоме партии. И после каждого сюжета – в глазах всплеск боли: «За что?»

Внимательно слушая ее и размышляя вместе с ней, я попросила ее рассказать о дедах и прадедах. Там тоже было все со всех сторон успешно. Повествуя о семье прадеда, она сообщила мне, что он взрывал Храм Христа Спасителя. Сказав это, она неожиданно вздрогнула и с удивлением и ужасом посмотрела на меня. Вот оно, нашла!!! В психологии это называется инсайт – озарение. Она замолчала, обдумывая сказанное, потом неуверенно спросила: «Неужели столько мучений выпало на мою долю за этот взрыв Храма?»

Тяжесть, давившая во время нашей беседы, как-будто взорвалась – стало свежо и тихо, как после пронесшейся грозы. Так же, как и она, я почувствовала, что вот он, найден тот самый узел, стянувший и изувечивший жизнь этой бедной женщины. Она вдруг поняла, что именно с того момента – изничтожалось, стиралось с лица земли потомство «того деда» - и последняя в этом роду – тяжело больная ее дочь никогда не выйдет замуж, и никогда не будет иметь детей. На ней род прекращается.

«Что же теперь мне делать?» – спросила она.

«Здесь я уже ничего сказать не могу, Вам лучше рассказать все это батюшке, думаю, он Вам сможет помочь».

Она пришла ко мне через неделю. Рассказала, что батюшка освятил квартиру, исповедал и причастил ее дочь; сама она тоже готовилась к причастию.

Встретившись с ней через некоторое время, я отметила, что нет у нее во взгляде прежней пронзительной боли, и вся она как-то смягчилась. На вопрос о здоровье дочери, она заметила, что у той стали реже и тише проявляться приступы злобной агрессии.

Конечно, и она, и я понимали, что полного выздоровления не будет, но женщине этой стало ощутимо легче жить с больной дочерью, и это было уже много.

Второй случай произошел несколько позднее в том же ЦСО.

Ко мне на прием пришла очень красивая пожилая пара. Седой отец, багровый от гнева, с возмущением говорил, что готов убить своего сына за то, что тот ежедневно изощренно издевается над его женой.

Вся дальнейшая работа шла, в основном, уже с матерью. Она рассказывала, какой он был замечательный ребенок: соседи не могли нахвалиться, учился отлично, ходил с родителями в походы, в музеи и театры.

Одним словом – хороший ребенок из хорошей семьи.

Затем он женился, и жена вроде хорошая. Но детей почему-то нет, он стал пить, а главное – все в доме крушить и нападать на мать, на все призывы к совести - у него появился стеклянный взгляд.

Рассказывая о сыне, она вдруг вспомнила, что накануне его свадьбы ездила на электричке куда-то в Подмосковье к цыганке-гадалке, чтобы узнать у нее, счастлив ли он будет с женой? Сказав это, она задумалась и заметила, что, по-видимому, с этого момента сын стал меняться.

Она вдруг поняла, что хотя сын давно вырос, но связь, в том числе духовная, между матерью и сыном очень сильная, недаром говорится: «молитва матери – со дна моря достает!». Но, к сожалению, бывает и обратное.

Сын сам не ездил к гадалке – ездила мать, и своей материнской волей раскрыла его духовную защиту перед той темной духовностью, с которой связана любая гадалка. В то же время, ничего не зная о поездке матери к цыганке, сын стал проявлять особую злобность именно к матери, фактической виновнице его состояния.

Встал опять вопрос: «Что делать?»

Конечно, надо было прежде всего идти к священнику на исповедь. Но прежде, чем мать пошла к священнику, освятила квартиру и т.д. - перед каждым ее шагом у нее были кошмарные сновидения, где ей угрожали; после которых она впадала в страх, но находила силы, чтобы преодолеть его.

Ощутимо шла духовная борьба, во время которой она обращалась за помощью и к священнику, и ко мне – психологу. И также ощутимо менялись ее отношения с сыном.

Эти два случая до сих пор дают мне много пищи для размышлений, а в профессиональном плане – открыли для меня такую реальность, работать с которой оказалось возможно не только на основе знаний современной психологии, но и святоотеческой литературы.

Нынешняя реальность такова, что люди с проблемами явно духовного характера идут к психологу, к гадалке, к «бабке», к экстрасенсу и т.д., но только не к священнику, и, как правило, лишь усугубляют свое положение.

В работе психолога существуют определенные границы его компетентности и методы работы в рамках этих границ. Однако, православный психолог, не беря на себя функции священника, в своей работе вынужден часто помогать человеку разобраться в проблемах, в основе которых лежат духовные причины.

Дети и, сохранившие чистоту, взрослые присутствие Бога в их жизни чувствуют сердцем. В наш рассудочный век очень многие приходят к пониманию Бога, изучая физику, математику, философию и др., т.е. через разум.

Православный психолог в своей работе обращается и к тому, и к другому, ощущая, на что больше откликается пришедший за помощью человек. Происходит нечто, напоминающее работу настройщика инструмента. Как опытный настройщик: не строит звук инструмента под свой шаблон, но, слыша индивидуальный голос каждого инструмента, гармонизирует весь строй этого инструмента, сохраняя его индивидуальность.

В последние годы в церковной среде часто звучат категорические мнения: а нужны ли психологи вообще, склоняясь к тому, что кроме вреда никакой пользы от них нет. Большинство наших священников только при упоминании о психологе не могут удержаться от гнева и сарказма, с возмущением дают самые нелестные характеристики психологам.

Правы ли они? И да, и нет.

Правы, потому что в последние годы, ориентируясь на модность профессии, огромное количество вузов и колледжей завели у себя психологические факультеты и выпускают дипломированных психологов с профессиональной подготовкой сомнительного качества. Чем занимаются такие психологи, попадая на любую практическую работу. Конечно, прежде всего, тестами всех видов, какими-то тренингами и, все чаще – оккультизмом. Основным критерием, который берется за основу при подборе методик: «чтоб действовало!». По этому критерию оккультизм в самых разных видах дает самые ощутимые результаты; происходящие затем события почему-то не всегда отслеживаются в их связи с воздействием оккультиста.

Работая в государственной системе образования я постоянно сталкиваюсь с «жертвами» такой психологической работы. Это целые классы детей, с которыми медитируют на картинах Рериха, это дети и взрослые после сеансов аутотренинга и гипноза, это люди, поврежденные «энергетическими» воздействиями психологов и т.д. Когда эти люди попадают ко мне в поисках «еще более сильного психолога», мне приходится вместе с ними осторожно разбираться в том, какое именное воздействие на них было оказано «психологом».

Основное и самое страшное, что происходит на таких «сеансах психологов» - это разрушение психологической и духовной защиты «клиентов», а часто и «заражение» их темной духовностью. Получив многочисленные душевные и духовные повреждения, люди ходят от психолога к экстрасенсу, от экстрасенса к «бабке» и снова к психологу. И только, если они попадут к психологу православному, могут с его помощью осознать, насколько опасными были эти «походы». Только после беседы с православным психологом человек начинает понимать, что ему необходима исповедь у священника и, как показывает опыт, резко отрицательно начинает сам относиться ко всяким экстрасенсам и «бабкам», и обжегшись на них, предостерегает от этого всех своих близких и знакомых.

Нужен ли для такого осознания ошибочности своих духовных поисков православный психолог или нет? По-моему опыту необходим, т.к. зачастую большинство из моих «пациентов» постоянно совмещали посещения и экстрасенсов и церкви, не замечая их несовместимости, хотя проблем у них возникало все больше. Безусловно нужен, т.к., приходя к современному психологу и раскрываясь как на исповеди, человек может получить такое повреждающее воздействие от применяемых психологом методик НЛП и др., после которого требуется специальное восстановительное лечение. Православный же психолог, руководствуясь гиппократовским принципом: «Не навреди!», бережно относится к человеку, как к образу и подобию Божию, и поэтому не предлагает ему расслабления, не лезет в его подсознание, не вскрывает его защитные механизмы, не навязывает ему свои мнения и внушения. Но, видя в человеке разрушение Образа, восстанавливает в нем иерархию ценностей, возглавляемую духовными ценностями, тем самым способствуя возрастанию духовного иммунитета и способности самостоятельно решать жизненные проблемы.

К сожалению, в настоящее время душевно страдающие люди пойдут к кому угодно, но только не к священнику – остался очень высокий барьер еще с советских времен.

Особое внимание хочу обратить на то, что многие психологические методики, разработанные и успешно работающие прежде, сейчас не могут применяться в силу изменения условий воспитания и жизни современных людей. Прежде всего это относится к психоанализу З.Фрейда и родственным методикам.

Если в те времена, когда работал Фрейд и его последователи, три уровня психической жизни присутствовали в том классическом виде, как это у Фрейда описано, то теперь все изменилось, буквально встало с ног на голову стараниями нынешней агрессивной антикультуры. То, что по Фрейду было заблокировано на нижних этажах психики, прежде всего сексуальность и агрессивность, сейчас с помощью распоясанных СМИ и «продвинутых» родителей, перебралось на верхний этаж, с которого изгнаны описанные Фрейдом социальные ориентиры и ценности культуры, как раз на самый нижний этаж психики, в подсознание. Средний слой – цензура – оказался в полнейшем замешательстве, буквально «все смешалось в доме Облонских».

Мне нередко приходилось слышать, что неправославный психолог – не профессионален и я совершенно с этим согласна. Православный психолог в своей работе опирается прежде всего на духовно-нравственную иерархию ценностей, лежащую в основе различных культур. При работе с людьми разного вероисповедания выход на эту систему ценностей, можно сказать, также является основным методом работы.

Пришла мама с дочерью шестнадцати лет. Девочка рослая, красивая – белокурые волосы, голубые чистые глаза; на редкость, никакой косметики – Ольга из «Евгения Онегина». Девочка начинает неуверенно рассказывать, что она в последнее время находится в очень тревожном состоянии. Когда она ложится спать и закрывает глаза – на нее наступает злобный чебурашка с окровавленными зубами. Открывает глаза – он пропадает, опять закрывает – ужасный чебурашка надвигается на нее. Девочка видит маленьких уродливых существ, бегающих по квартире и многое другое, что не видят окружающие ее люди.

Ребенка показывали разным специалиста, в том числе, психиатру, который выписал ей успокаивающие средства. Однако лекарства не только не облегчили состояния девочки, но чем более увеличивали их дозировку, тем лучше она она видела «то, что никто не видит». Мама, в числе прочего сообщила о том, что в детстве у девочки был сильнейший диатез, и она, по совету знакомых обратилась за помощью к «бабке», а та ей велела окрестить ребенка, затем принести к ней. Ребенка окрестили, «бабка заговорила» диатез, и он пропал. К этой «бабке» еще несколько раз обращались по каким-то проблемам здоровья ребенка. А потом у девочки появилось «видение другого мира» и страхи, ничем не снимаемые, а, напротив, усиливающиеся после приема лекарств.

Какая психокоррекция помогла бы этой девочке и закрыла бы то, что открыла у нее «бабка»? Конечно, мать поняла, что лечение диатеза ее дочери дорого обошлось, но у нее даже и мысли не возникало пойти в другую сторону – к священнику. Таблетки, заговоры, заряженные талисманы – это зримо и понятно, а причем тут священник? Поэтому пришлось мне беседовать с мамой не только о возрастных особенностях ее ребенка, но и обсудить, чем может помочь ей священник.

На приеме – юноша семнадцати лет – студент первого курса технического вуза, сам записался по поводу депрессии. Глаза тревожные, долго подбирает слова, чтобы описать свое состояние. Он постоянно слышит голос внутри себя, явно не свой внутренний, явно чужой. Голос постоянно пугает его, угрожает ему, пророчит всякие беды и напасти, злобно комментирует все происходящее, тянет прыгнуть из окна, с балкона.

Спрашиваю, давно ли у него это? Рассказал, что лет в шесть-семь он смотрел по телевизору фильм «Вий» и внезапно почувствовал, как что-то ужасное вошло внутрь его. С тех пор постоянно ощущает присутствие кого-то страшного в себе, боится его, сопротивляется ему и очень изматывается в этом сопротивлении. Заметил, что, когда подходит к иконам, внутри звучит грязная брань. Мама растила его одна, работает на рынке, знает различные заговоры и к церкви относится очень негативно. Юноша обращался к врачам, но после приема выписанных ему таблеток, внутренний голос только усиливался, его внушениям труднее было сопротивляться. Очевидно, было, что этому юноше необходима помощь прежде всего церковных таинств: исповеди, причастия, соборования. Но конкретно что-то рекомендовать мог только священник, к которому я и посоветовала обратиться этому юноше.

Редкий случай, когда с ребенком пришли оба родителя. Учителя просят перевести мальчика (ему одиннадцать лет) в другую школу. Причина: в его присутствии постоянно что-то происходит, все ломается, горит, дети калечатся. Последний случай: во время драки с другим мальчиком, у того загорелись волосы.
Родители подавлены, они устали постоянно всех пострадавших одаривать и, похоже, сами побаиваются своего ребенка.

На мой вопрос, с чем это может быть связано, отец, смущаясь, стал рассказывать, что несколько лет назад он работал водителем у колдуньи. Он часто привозил ее на кладбище по ночам, где она ходила на свежие могилы и что-то там делала. Он говорит, что чувствовал, что добром для него это не кончится, и видит свою вину в том, что происходит с сыном. Мы с родителями обсудили все, чем я могла им помочь, но основная помощь опять же могла им прийти только от батюшки. Надо сказать, что родители, не мешкая, обратились к священнику, сразу же всем семейством окрестились и даже венчались. Необходимость в беседах с психологом отпала сама собой.